1. Слайд№1
АНАТОЛИЙ ЧУБАЙС: Я попробую высказаться о том, что происходит с ролью
крупного частного бизнеса в инновационно-модернизационном процессе, который мы
стараемся развернуть. Анализируя ситуацию, мы попробуем дать какие-то оценки
фактического положения вещей и предложения о том, что можно было бы сделать.
Слайд№2
Шаг номер 1 - это анализ реального положения вещей. Где мы находимся с точки зрения
инновационной и модернизационной активности крупного бизнеса? Здесь самый простой
измеритель, хорошо всем известный – удельный вес в расходах на НИОКР
государственных и частных средств в сравнении с аналогичными показателями в других
странах. Картинка показывает нам, что ситуация достаточно печальная. Прежде всего, в
нашей стране объемы расходов бизнеса на НИОКР примерно вдвое меньше, чем объемы
расходов государства. Но если даже отложить это в сторону и сопоставить нас с
передовыми в этом отношении странами по абсолютным показателям мы там, честно
говоря, уже плохо видны. Наше отставание и по объему, и по темпам роста очень
серьезное. А поскольку речь идет о странах, сопоставимых с нами по ВВП и странах, у
которых ВВП меньше нашего, то, в общем, картина не очень радостная. Скажем, в Корее с
ВВП, вдвое меньшим, чем у России, как это видно на слайде, объем затрат бизнеса на
НИОКР примерно в пять раз выше, чем в России.
Слайд№3
Еще один показатель, который характеризует ситуацию – это показатель
производительности труда. Что происходит у нас по производительности труда в
отношении со странами-лидерами? Вот эти синие столбики и есть, собственно, уровень
производительности труда по отраслям, а красные точки в них это то, где мы находимся в
этих отраслях. Думаю, что комментарий особенно не нужен. Добавлю к этому, что в
целом производительность труда в России сегодня составляет примерно 29 процентов от
уровня Соединенных Штатов. Кстати, это какая-то видимо заклятая цифра.
МЕДВЕДЕВ: А почему заклятая?
ЧУБАЙС: Потому что когда я поднимал последние цифры по Советскому Союзу, в 1990-
м году производительность труда в СССР по сравнению с Соединенными Штатами была
равна 29,4%. А сейчас - 29,5%. В общем, можно, конечно, сказать, что мы движемся, но
как-то темпами, не очень нас радующими.
МЕДВЕДЕВ: Вот эта табличка-то такая довольно грустная. Тут нас беспрецедентное
количество крупных компаний, возглавляющих соответствующие сектора, так вот
посмотришь – печально смотрится. Кроме нефтянки, пожалуй. Ну, ладно.
ЧУБАЙС: Здесь действуют внутренние факторы. У нас, как правило, ремонты и сервисы
внутри и у них, как правило, ремонт и сервис и снаружи есть. Есть другие отличия, но,
тем не менее, даже с их учетом, в общем, мне кажется, что неправильно себя обманывать
– картина не очень оптимистичная.

2. Слайд№4
Еще сопоставление: что происходит с долей инновационных предприятий по отраслям и
что происходит собственно с производством новых товаров? Слева график показывает
отраслевую ситуацию. Маленький треугольничек, это, собственно, мы. Это доля
предприятий, являющихся инновационными от общего количества предприятий в данной
отрасли. Видно, что и по добыче, и по обрабатывающим производствам, и по
электроэнергии, по торговле, мы, в общем...
МЕДВЕДЕВ: Даже, Анатолий Борисович, на треугольничек-то не похоже, честно говоря.
ЧУБАЙС: Ну, да, но видно, что есть там один более-менее оптимистичный выбор:
транспорт и связь, но и там мы отстаем от мира и отстаем очень существенно. Дальше мы
проанализировали себя вот в том разрезе, о котором вы говорите, Дмитрий Анатольевич,
попробовали взглянуть на инновации и модернизации отдельно. Ну, может быть, это
условно в нашем измерителе получилось, но мы посмотрели, мы посчитали, что товары
новые для данного предприятия – это, скорее, модернизация. А товары новые вообще для
мира, для рынка – это, скорее, новации. Вот справа эта картинка видна. Во-первых, видно,
что мы все равно отстаем от всех. А во-вторых, видно, что у нас с инновацией на этом
фоне ситуация еще хуже, чем с модернизацией.
Слайд№5
Дальше у меня возник естественный вопрос – а как внутри этого множества выглядит
государство и частная компания? Это, потребует более серьезного анализа, но первые
выводы хоть и поверхностные, но все-таки значимые. Мы взяли нефтянку и
проанализировали ситуации по четырем компаниям, две из которых – частные, а две –
государственные. Мы видим, что по наиболее значимым показателям, пусть без
радикального отрыва, но, тем не менее, везде частный бизнес выглядит чуть-чуть лучше,
чем государственный.
МЕДВЕДЕВ: Если вернуться к прежней, предыдущей табличке, обратите внимание,
самые скверные новаторы и модернизаторы – это страны, в которых доминирующее
влияние в отдельных отраслях имеют государственные структуры. Это РФ и Норвегия.
Вот правильно говорят там. Все эти Теленоры, Статойл. Наши компании называть не
буду, тоже хорошо всем известны.
Слайд№6
ЧУБАЙС: Ну, вот, Дмитрий Анатольевич, вы буквально на шаг опередили мою логику, я
как раз к этому хотел подойти – на следующем слайде мы попробовали вот что сделать.
Хорошо известно, что вообще говоря, отрасли – разные по инновационности в силу своей
природы и эту картину неправильно рассматривать как такую «среднюю температуру по
палате». Есть hi-tech, а есть middle-tech, есть и low-tech, и они таковы в силу самих
технологий, которые в отраслях работают. Вот здесь, на этом слайде мы распределили все
отрасли с точки зрения расходов на НИОКР, как это обычно принято. Лидеры,
естественно, фармацевтика, программное обеспечение. Наименее инновационные отрасли
– это нефть и газ. Они, кстати, не являются «плохими» в этом смысле – так оно в мире
происходит. Но вот что важно. Важно, что абсолютное большинство нашей компании
находится по большей части справа этого слайда или посерединке. Это, мне кажется,
вывод, из которого очень много чего следует. Мы его смотрели просто по отдельным

3. компаниям, а потом решили обратиться к этой же мысли на уровне структуры
промышленности, структуры ВВП в целом и получили его подтверждение.
Слайд№7
Подтверждение видно на этом слайде – в сопоставлении со странами-лидерами у нас доля
инновационных отраслей ниже. Я сейчас говорю даже не о том, что внутри этих
инновационных отраслей происходит, а доли самих инновационных отраслей. По всем
основным параметрам, объективно, у нас эта доля ниже. Вот эта мысль мне кажется
важной и их нее вытекает очень серьезный вывод, о котором я хотел сказать.
Слайд№8
Мы часто говорим о низкой инновационности экономики, и это, наверное,
общепризнанно, но в действительности внутри этого вывода есть две разные компоненты,
требующие разных оценок и разных действий по ним. Одна – это недостатки
несуществующих отраслей, которые есть и тех бизнесов, которые в них присутствуют. Да,
там нужно повышать расходы на НИОКР, делать их более инновационными. Но другой
вывод касается структуры экономики. У нас в отраслевой структуре экономики
преобладают низкоинновационные отрасли. Это другая сторона дела и попытаюсь дальше
сказать об этом: инструменты воздействия, способы решения задач – разные. В левой
части это в большей степени модернизационные задачи, а в правой части – это уже
инновационные задачи. Это задачи создания абсолютно новых отраслей, которых у нас
просто нет. Я попытаюсь предложить какие-то меры, идеи и по первой части, и по второй
части.
Слайд№9
Если говорить о базовых отраслях, о том, чем мы на сегодня обладаем, то здесь есть
хорошо известные особенности. Я говорю о металлургии, нефтедобыче,
нефтепереработке, электроэнергетике и так далее. В этих отраслях, как правило, есть
такие фундаментальные технологии, на которых они основаны. Эти технологии
изменяются очень не быстро. Идет ли речь о нефтянке или об энергетике, смена
технологического уклада в таких отраслях – это история, случающаяся раз в 30, а то в 50
лет. Естественно, обновление технологий в этих базовых отраслях – это задача очень
дорогая, очень капиталоемкая. И вот вы упомянули, Дмитрий Анатольевич, во
вступительном слове, что мы часто закупаем комплектные поставки и оборудование для
совершенствования производства. А нам кажется, что когда-то, в каких-то случаях, это,
наверное, неизбежно и это не является трагедией, но в ряде случаев нам можно было бы
попытаться переломить эту тенденцию. Где здесь слабое место, где точка, на которую
правильно направить усилия? Нам представляется, что такой точкой является опытно-
промышленная стадия. Новое серийное производство в металлургии, в энергетике – это
очень дорогая вещь, обкатка которой требует больших усилий и это как раз та точка, в
которой, как нам представляется, государству правильно включиться. Ну, приведу один
пример из близкой мне энергетики. Вот если взять газовую энергетику и угольную
энергетику. В газовой энергетике следующий уклад – это парогазовый цикл, как хорошо
известно, к созданию которого было приложено много усилий и в целом мы в него вошли
с отечественным оборудованием. Для этого потребовалось построить целую
электростанцию-стенд. Для этого пришлось пять лет разрабатывать турбину и так далее, и
так далее. В угольной энергетике следующая стадия технологического уклада – то, что
называется суперсверхкритика. Это повышение параметров температуры и давления при
собственно выработке электроэнергии. Что для этого нужно? Для этого нужна новая

4. турбина. Для этого нужен новый котел. Для этого нужна вся обвязка электростанций,
начиная с собственно топливоподачи и заканчивая выдачей мощности. Это очень дорогая
установка, очень непростая не только по технологии, но и, главное, по затратам. А самое
главное – даже если ее сделать, для того, чтобы довести технологию до коммерческой
стадии, потребуется не один год усилий для того, чтобы все это оборудование отладить до
собственно стадии продаж. Но, по сути дела, для этого нужно построить мощную
современную электростанцию по абсолютно новой технологии, понимая, что окупаемость
у нее – проблематичная. Мне представляется, что это как раз тот случай, когда
государство правильно включается. И мы предварительно провели такие разговоры и с
нашими котельщиками («М-Альянс»), и с машиностроителями, Алексей Александрович
Мордашов, присутствующий здесь («Силовые машины»), как потенциальными
производителями генерирующего оборудования для суперсверхкритики. Энергетиков
нужно подтягивать к решению этой задачи. Но это такой проект лет на пять, наверное. Его
результатом может стать то, что переход на следующий технологический уклад в
угольной энергетике будет обеспечен не импортным, а российским оборудованием. Все
это характерно и для нефтяной, и для металлургической промышленности. И, на мой
взгляд, когда речь идет о модернизации базовых отраслей, вот в этой точке государству
правильно включаться в поддержку. Кстати говоря, если есть конкурирующие
предприятия, нужно со стороны государства предложить им сделать это совместно. Кто
хочет включаться – включается. Не хочет – значит, не включается. Но тогда отстанет на
следующем этапе.
Слайд№10
В части инновации, инновационных проектов я просто продолжу ту мысль, которую вы в
выступлении сейчас сформулировали. Нам кажется главное здесь – дать возможность
бизнесу самому дать предложение по серьезным инновационным проектам, но
сформулировав требования, условия, и сформулировав то, что государство в поддержку
готово сделать.
Речь пойдет вот об этих пяти приоритетных направлениях. При этом здесь точно должен
быть только мировой научно-технический уровень. Только инновационный по-
настоящему проект. Далее, требования по объему – проекты должны быть, хотя бы на
уровне предложенного нами критерия объема продаж в 15 млрд рублей в 2015 г.
Слайд№11
Эти условия, предложенные бизнесу, потребуют очень индивидуальных мер поддержки.
Здесь невозможно работать конвейерным способом. Где-то потребуются институты
развития. Если мы нужны, пожалуйста, РОСНАНО готово включаться. Где-то могут быть
какие-то бюджетные шаги, а где-то и не нужны будут бюджетные меры. Где-то
потребуется просто нормативная среда, которая способна поддержать крупное
инновационное направление.
Важная вещь, Дмитрий Анатольевич, о которой, почти все коллеги, сидящие напротив
вас, мне говорили. Это поддержка в случае неудачи. Все, или, по крайней мере, большая
часть коллег, в один голос говорят: «Мы готовы попытаться, у нас есть предложения. Но
мы понимаем, что если мы провалимся, то у нас завтра – прокуратура, Счетная Палата и
т.д. Расходы бюджетных средств есть, результатов – нет. Всем известно, что из этого
проистекает». Это мне кажется не частная вещь, это суть инновационной экономики. В
ней такие лобовые способы не всегда срабатывают. В ней вероятность результата никогда
не равна 100%. Хорошо, если 50%, а то и меньше. И как только у государства деньги

5. появляются, мы должны думать о том, как выстроить эту систему. Конечно, контроль все
равно нужен. Но он не может быть таким же, как контроль в ситуации, например, с
дотацией лекарств. Это другое явление по своей экономической природе.
Нам представляется, что такую процедуру можно запустить в довольно сжатые сроки,
фактически уже в феврале можно было бы сформулировать требования к проектам.
МЕДВЕДЕВ: Анатолий Борисович, вы действительно, привлекли внимание к теме,
которая, наверное, не очень активно обсуждалась до сих пор. Это ответственность при
недостижении положительного эффекта и риски, которые связаны с этим: экономические,
репутационные и даже правовые, скажем так. Как вы считаете, нужно здесь нам защищать
бизнес? Я просто не очень понял это. Вы сказали о том, что эта проблема есть, а как
защитить бизнес, в чем суть предложения по этому поводу? Мы же не можем внести
безответственность в этом случае и сказать, что никаких проблем не будет, если там,
скажем, не по всем такого рода проектам будет наступать результат. Это все-таки не чисто
научные какие-то вещи, когда результат может быть разным.
ЧУБАЙС: Я не готов сейчас дать вам ответственную позицию, до конца продуманную,
потому что это слишком серьезная тема. Но одну-две мысли я готов предложить. Первое -
если хотя бы на уровне позиции руководства страны, на уровне вашей позиции будет
заявлено, что такого рода проекты могут завершиться как с положительным, так и с
отрицательным результатом. Само по себе это уже значимо в наших реальных условиях.
Второе. В случае, если результата такой проект не достиг, то надо иметь в виду, что
бизнес тоже вкладывал деньги. Это же не просто он взял дотации и сказал – не
получилось. Он софинансировал, он свои деньги тоже потерял в результате. Это означает,
что в такой ситуации требовать 100% результата изначально неправильно. Разумеется, все
это мои соображения, а не есть полный ответ на ваш вопрос.
МЕДВЕДЕВ: Нет, но то, что вы говорите, как минимум, во второй части, помимо
собственного заявления руководства государства, оно имеет смысл. Если я взял у
государства рубль, инвестировал собственный рубль, и все это закончилось фиаско, то,
наверное, я пострадал так же, как государство. И в этом случае нет оснований предъявлять
какие-то требования ко мне. Но это действительно потребует, с другой стороны, видимо,
каких-то дополнительных расчетов, введения критериев, почему результат не достигнут и
т.д. Но, наверное, этим надо было бы заняться. Я это поддерживаю.
ЧУБАЙС: Ну, вот с такой позицией можно продвигаться дальше и попытаться дать более
техничные ответы на вопросы, которые здесь, конечно, будут возникать.
Слайд№12
В этой логике попытались ее положить на ось времени. Нам кажется, что это не какая-то
сверхдлительная задача. В феврале можно начать, в апреле можно попробовать отобрать
первый набор проектов. К июню можно довести их до комиссии. Но самое главное– если
вся эта логика окажется работоспособной, если бизнес предложит проекты, которые
можно реализовывать, то из этой идеи можно сделать некий, скажу громко –
инновационный конвейер. Эту идею можно повторять через год, переведя ее в постоянно
воспроизводящееся инвестиционное партнерство государства и частного бизнеса.
Слайд№13

6. Здесь на слайде мы описали некоторые параметры ожидаемых результатов этого проекта.
Сам по себе годовой запуск может дать к 2015 г. объем продаж такой инновационной
продукции от 100 до 200 млрд. рублей. А если этот конвейер будет работать на
постоянной основе, то мы можем выйти здесь на 500 млрд рублей или даже на 1 трлн
рублей объема продаж инновационной продукции.
Слайд№14
Это наше предложение в части инноваций для крупного бизнеса. Но я не удержусь и
добавлю еще две мысли, касающиеся среднего и малого бизнеса, по которому, как мне
кажется, тоже требуется сегодня решение.
Что я имею в виду? Дмитрий Анатольевич, вы поддержали закон ФЗ-217, который создает
малые инновационные предприятия при ВУЗах.
МЕДВЕДЕВ: Причем, мы считаем, что это было правильно сделано. Меня сегодня все
убеждали в университете, что мы поступили правильно, хотя мне пришлось вернуть
государственную думу с каникул для того, чтобы принять этот закон. Тогда эта позиция
некоторым коллегам показалась избыточной. Но я считаю, что я был прав и сегодня мне
это подтвердили.
ЧУБАЙС: Вы знаете, это такие прорастающие по стране росточки, которые с одной
стороны, очень многообещающие. Но у них есть и одна очень серьезная проблема,
которая может быть решена. Суть ее вот в чем. По закону разрешается вносить в уставный
капитал интеллектуальную собственность, созданную за бюджетные средства.
Собственность-то вносит ВУЗ. А денег-то нет. Создали малые предприятия, у которых
есть собственность, есть с чего начинать. Получаются такие дети без родителей,
подрастающие по всей стране. А между тем, в нашей стране существует
специализированный институт, ориентированный на помощь именно таким компаниям -
Фонд поддержки малых инновационных предприятий, председателем наблюдательного
совета которого является Иван Бортник. Мне представляется, что правильно было бы
этому фонду дать ресурс для того, чтобы он начал их поддерживать. Чтобы он стал
концентрировать вокруг себя и проблемы, возникающие у этих предприятий, и какой-то
финансовый импульс их развитию придал. Мы говорили с Фондом и, в принципе, они
понимают эту задачу. Они дали какие-то финансовые оценки. Я не готов подписаться под
ними, это не наш вопрос, но, в принципе, в моем понимании, слабая точка сейчас здесь.
Если поддержать их на этом этапе, то из существующих на 1 января 2010 г. 116 малых
предприятий через 2-3 года могут вырасти десятки средних предприятий. Если не
поддержать, мне кажется, риски очень значимые и слишком большая будет потеря.
МЕДВЕДЕВ: Я все-таки не очень понял, вы предлагаете закон для этого поменять, или
что?
ЧУБАЙС: Нет, нет.
МЕДВЕДЕВ: Потому что очевидно, что основная идея была именно в интеллектуальной
собственности. А что же касается собственно денежных средств, то мы же предполагали,
что они придут в эти инновационные и малые предприятия другим путем.
ЧУБАЙС: Да, мы так и предполагали, и я не предлагаю менять закон. Я предлагаю Фонду
содействия малым предприятиям выделить финансовые ресурсы для того, чтобы он
проводил оценку этих малых бизнесов с целью тем из них, которые он считает

7. работоспособными, оказывать целевую финансовую поддержку, ради чего он собственно
и создавался. Просто у него это в функциях не прописано, так как когда он создавался, не
было такого рода малых инновационных предприятий.
МЕДВЕДЕВ: Мне кажется, это, в целом, разумно. Давайте подумаем, как Фонд
приспособить к этой работе.
Слайд№15 (нажмите для увеличения)
ЧУБАЙС: Спасибо. И второе, последнее предложение по малым и средним
предприятиям. Вот мы такую работу проделали вместе с ММВБ, которая мне кажется
очень интересной, по доступу инновационных предприятий к финансовым ресурсам. Мы
создали новую биржевую площадку для IPO инновационных компаний на ММВБ.
Хорошо известно, что IPO инновационных компаний сильно отличается от классических
IPO. Нас поддержали ФСФР, Минфин, Минэкономразвития, мы выработали эти
процедуры и построили такую площадку. На этой площадке в декабре прошлого года в
первый раз российская инновационная компания вышла на рынок просто с размещением
своих дополнительно выпущенных акций. IPO оказалось успешным. Компания называется
«Институт стволовых клеток человека». Это реальный биотех, без всяких преувеличений.
Рынок поддержал ее с большим интересом. Как результат - многократная переподписка. В
феврале капитализация возросла в два раза по сравнению с декабрем и мы,
воодушевленные успехом, сейчас будем выводить туда новые и новые малые
инновационные предприятия. Это не РОСНАНО дает деньги, это рынок оценивает их как
реальные работоспособные инновационные компании. Этот новый биржевой сектор –
аналог американского NASDAQ. В Великобритании также есть отдельная площадка для
инноваторов с теми же самыми задачами. Мы просто не хотели, чтобы они ездили туда.
Для них это и дорого, и вообще, чтобы они продвигались на рынок у нас, в России. Мне
представляется, что этот институт может иметь хорошее будущее, и он мог бы быть
поддержан. Ну в самом простом варианте - просто компенсировать их затраты на само
IPO, ведь для них даже это – серьезные деньги. Если б государство сказало, что вот тут мы
готовы компенсировать ваши затраты. Или готовы подержать вашу компанию, созданную,
прошедшую через IPO, доказавшую на рынке, что она работоспособна. В моем понимании
это очень хороший стимул, потому что это – прибавление к рынку. Это не
административное решение, а это то, что подтверждено рынком, государство помогает со
своей стороны. Это второе дополнительное решение на ваше рассмотрение.